Сначала дела "ученых-вредителей" были полезны для карьерного роста. Затем сотрудники ФСБ научились извлекать из них чистую прибыль.
Одна из примет путинской эпохи - "шпионские" дела. Ловили представителей интеллигенции: ученых, журналистов, дипломатов. Высокопоставленные и рядовые сотрудники ФСБ на примере обвинений против журналиста Пасько и дипломата Моисеева быстро осознали, что подобные дела - скоростной лифт для продвижения вверх, минуя утомительный подъем по карьерной лестнице. В результате была создана целая система организации подобных дел, которую использовали в течение последних 10 лет. Ныне, правда, приоритеты несколько сместились: от получения новых должностей и званий к переделу собственности. И - система трансформировалась: попавших под каток перестали подозревать в шпионаже, заменив на обвинения в незаконном экспорте технологий и экономических преступлениях, а фигурантами вместо научных сотрудников стали директора научно-исследовательских институтов с большими бюджетами и прибыльными зарубежными контрактами.
Как разгорались шпионские страсти
Первой ласточкой еще в 1997 году стало уголовное дело военного журналиста из Владивостока Григория Пасько, работавшего в газете "Боевая вахта". ПосколькуПасько сотрудничал с японской телекомпанией и получал от иностранцев гонорары за свои материалы, он стал удобной жертвой для обвинений в шпионаже. Громкое дело позарез было необходимо УФСБ по Тихоокеанскому флоту, которое тогда возглавлял ныне покойный Герман Угрюмов, чтобы отвлечь внимание от скандалов, связанных с продажей за рубеж наших авианосцев по бросовым ценам.
Результаты уголовного преследования журналиста превзошли ожидания: Пасько в конце концов отправился в тюрьму, а Герман Угрюмов - ?в Москву, на повышение. Угрюмов взлетел на уровень замдиректора ФСБ и возглавил департамент по борьбе с терроризмом.
Не остались в обиде и люди чином помельче. Следователь-криминалист Александр Егоркин, который руководил следственной группой, в феврале 1998 года возглавил следственный отдел УФСБ по Тихоокеанскому флоту. Вскоре суд установил, что Егоркин фальсифицировал материалы уголовного дела, за это ему вынесли строгий выговор, а через некоторое время присвоили звание майора. Вслед за своими покровителями Егоркин тоже перебрался в Москву, в Следственное управление ФСБ , где возглавил отдел военной контрразведки. Два года назад из ФСБ он уволился.
Оценив карьерный рост Угрюмова, приморские чекисты поняли первыми, что шпионские процессы - дело стоящее.
В конце 90-х Владивосток стал лидером по отлову мнимых шпионов. В июле 1999 года сотрудники УФСБ Приморского края обыскали квартиру и лабораторию ученого-океанолога Владимира Сойфера: мотивировали свои действия тем, что экологические изыскания профессора представляют угрозу безопасности страны. Изрядно потрепав нервы ученому, дело прикрыли по амнистии, хотя никакого состава преступления не нашли. Тогда Сойфер рассказывал нам, что все это происходило под руководством начальника УФСБ по Приморскому краю Веревкина-Рахальского. Профессор не сдался и опротестовал амнистию. В мае 2001 года УФСБ пришлось закрыть дело, но к тому времени Веревкин-Рахальский уже перебрался в Москву - на должность замминистра по налогам и сборам. Затем, посидев в разных министерствах, он закончил свою карьеру в 2005 году на должности главы Федеральной службы по экономическим и налоговым преступлениям в звании генерал-лейтенанта.
Естественно,карьерные успехи контрразведчиков из Владивостока не могли остаться без внимания коллег в столице, и шпионские страсти стали разгораться. Дело бывшего замдиректора Первого департамента стран Азии МИД Валентина Моисеева помогло следователям "шпионского" отдела Следственного управления ФСБ (СУ ФСБ ) выдвинуться в руководители всего управления.
Напомним, что Моисеева обвиняли в передаче секретов южнокорейской разведке, а уровень доказательств был таков, что в деле сменились пять судей, поскольку не у всех доставало сил вынести требуемый приговор. В конце концов Верховный суд отменил приговор Мосгорсуда (12 лет лишения свободы), и срок скостили практически втрое.
Выбор следователей по делу Моисеева тоже вызвал много скандалов. Один - Игорь Растворов - оказался сыном тогдашнего начальника Лефортовской тюрьмы, где сидел Моисеев. Другой - Юрий Плотников - в 2000 году принимал участие в расследовании дела Эдмонда Поупа, американца, обвиняемого в шпионаже, а его отец прокурор Олег Плотников поддерживал обвинение в суде. Когда это выяснилось, прокурора по-тихому заменили. Однако Плотникову скандал не помешал в 2002 году возглавить следственную бригаду по делу ученого Игоря Сутягина. Насколько известно, некоторое время назад Плотников с повышением перешел в подразделение, не связанное с расследованием уголовных дел. Еще один следователь по делу Моисеева - Василий Петухов - недавно был назначен заместителем начальника Следственного управления ФСБ .
Однако главным бенефициаром дела Моисеева оказался тогдашний начальник 1-го, так называемого "шпионского", отдела в Следственном управлении ФСБ Николай Олешко, который возглавлял следственную группу.
Валентин Моисеев в своей книге "Как я был "южнокорейским шпионом" так описывает Олешко: "Встретивший меня там грузный человек лет пятидесяти изображал из себя саму любезность, широко улыбался. В то время мне было еще не известно, что Олешко знаменит по работе в Западной группе войск как мастер по фабрикации шпионских дел, что и обеспечило ему продвижение по службе, несмотря на то, что обвиненные им люди через 20 лет были реабилитированы". По ходу дела тон Николая Алексеевича Олешко менялся: "В конечном итоге он перешел на уговоры, визгливый крик и запугивание... "Ваших детей мы пока не трогаем, - продолжал он, - но нам ничего не стоит прекратить их пребывание в Сеуле и посадить в соседние с вашей камеры..." (Книга вышла несколько лет назад, и Олешко в суд не обращался.)