Поскольку мы вступили в новое столетие, создающее совершенно новые проблемы в законах ведения войны, есть смысл пересмотреть некоторые наиболее важные принципы, относящиеся к предупредительной интервенции, которые не всегда четко определены в публичных дебатах.
Например, в чем разница между упреждением, превентивной войной и войной на пресечение? И в чем заключается основополагающая связь между интервенцией на гуманитарной основе, интервенцией ради предотвращения разработки ядерного оружия и интервенцией для срыва планов террористов?
Упреждение это применение силы в предвидении неизбежного нападения. В 1837 году канадские повстанцы, действовавшие со своей базы на острове Нэйви, что на озере Онтарио, получали оружие и пополнение из Буффало. Перевозка осуществлялась частной шхуной `Каролина`. 29 декабря отряд британских моряков вошел в американские воды, поджег `Каролину` и пустил ее вниз по течению в сторону Ниагарского водопада. Несколько членов экипажа шхуны погибли, а сама она села на мель, так и не упав с высоты Ниагары. Британский посол Генри Фокс (Henry Fox) выступил в оправдание данного нападения, назвав его упреждающей самообороной. В ответ на это американский госсекретарь Дэниел Уэбстер (DanielWebster) написал, что государство имеет право на упреждающую самооборону только в том случае, когда необходимость такой самообороны является `сиюминутной, подавляющей, не оставляющей ни возможности для выбора средств, ни времени на размышление`.
Конечно, с точки зрения закона верно то, что право на самооборону подразумевает правомерность осуществления действий, пока такие действия еще возможны. То есть, здесь предотвращается возможный вред или ущерб, а не явные действия, упреждение которых и является целью. Один комментатор отметил в этой связи следующее: `Если под ожиданием `неминуемой опасности` подразумевается бездействие до тех пор, пока действовать эффективно становится невозможно, то такое право становится иллюзорным`. Принцип упреждения полностью признается международным правом. Война на упреждение в принципе имеет древнее происхождение. Фрэнсис Бэкон (Francis Bacon) (английский философ, родоначальник английского материализма - прим. перев.) не был первым политическим советником, пренебрегшим академическими догматами, когда написал: `Нельзя согласиться с мнением некоторых схоластов о том, что война может быть справедливой только в случае возникновения прецедента нанесения ущерба или провокации - ибо нет сомнений, что законным основанием для начала войны является страх перед неминуемой опасностью в условиях, когда удар еще не нанесен`.
Превентивная война, в отличие от упреждения, начинается на основании уверенности в том, что вооруженный конфликт, пусть и не близкий, является неизбежным, и что любое откладывание военных действий ставит раздумывающее о начале таких действий государство в невыгодное положение. В 20-м веке превентивная война ассоциировалась с неспровоцированной агрессией. Например, гитлеровская оккупация Норвегии оправдывалась тем, что если эту страну не оккупировать, то со временем в нее вторгнется Британия, поставив тем самым в невыгодное положение Германию. Нападение японцев на Перл-Харбор стало еще одним известным примером превентивной войны . Обычно превентивная война считается противоправной.
Третью концепцию - концепцию `войны на пресечение` часто путают с двумя первыми (а их, в свою очередь, путают между собой). Законные основаниядля начала войны на пресечение не зависят от неминуемости угрозы стране-интервенту, которая отделяет такие действия по пресечению от упреждения. Страны НАТО, давшие разрешение на действия против Сербии в связи с этническими чистками в Косово, не заявляли о том, что им грозит неминуемое нападение. Однако и основания для такой интервенции с целью пресечения зависят не только от страны-интервента, как в случае с превентивной войной. В данном случае должны присутствовать дополнительные факты и доводы: что страна, становящаяся объектом интервенции, своими действиями серьезно дискредитировала собственный суверенитет; и что своими дальнейшими нарушениями она отказывается исправить это положение. Такие компрометирующие обстоятельства возникают тогда, когда государство нарушает международные обязательства в такой мере, что это ставит под угрозу международную безопасность: например, когда она отказывается соблюдать условия Совета Безопасности ООН по прекращению огня или поставляет террористам оружие массового уничтожения. Другим примером могут быть действия такой страны, когда она серьезно угрожает собственному народу кампаниями геноцида, этническими чистками или рабством, поскольку все эти действия признаются мировым сообществом как правонарушения.
Есть еще одно важное, но пока не разработанное условие. Это признание международным органом нарушения суверенитета, которое создает основания для вмешательства - как в форме экономических санкций, так и в виде угрозы начала военных действий и вооруженного нападения.
Конечно, резолюции Совета Безопасности ООН, согласно главе VII устава этой организации , вполне достаточно. Возможно, достаточно будет и единогласного решения региональной организации по обеспечению безопасности, такой как НАТО или Организации американских государств, если такое решение признается Уставом ООН. Но что можно сказать насчет действий отдельного государства, например, когда Танзания напала на Уганду, чтобы прекратить зверства и жестокости режима Иди Амина (Idi Amin)? Или когда Вьетнам сверг режим красных кхмеров? Ведь Совет Безопасности ООН под влиянием США отказался утвердить такие действия. (Следует отметить, что эти случаи отличаются от таких вторжений, как интервенция Франции на Коморские острова, или американская интервенция в Панаме, когда свергнутый законный режим обращался за иностранной помощью.)
Если у нас не появятся четкие международные стандарты и нормы , определяющие порядок действий в подобных случаях, многие будут по-прежнему считать такие действия нелегитимными. В конце концов, Япония вторглась в Манчжурию под надуманным предлогом самообороны, а Гитлер угрожал Чехословакии лживыми обвинениями в преследовании немцев. И прежде всего, у нас не будет доверия общества, а без него никакие стратегии пресечения не смогут увенчаться успехом. И вызвано это тем, что действия по пресечению больше всего зависят от готовности согласовывать веру государств в свои оценки будущего.
Президент Клинтон часто отмечал, что самой большой его ошибкой во время двух президентских сроков стал отказ США вмешаться в события в Руанде, чтобы остановить убийства тутси и умеренных хуту в 1994 году. Давайте предположим, что США в том случае вмешались бы. Что могло произойти? Я считаю, что Конгресс с его республиканским большинством, появившимся там в январе 1995 года, объявил бы президенту импичмент. Но это лишь предположение. Однако можно быть уверенным в том, что в случае интервенции, не нашедшей поддержки общества, погибли бы американцы, а невинных жителей Руанды неизбежно убивали бы даже при самом успешном развитии событий. Если бы президент начал оправдывать свои действия словами о том, что спасено 800000 жизней, кто бы ему поверил?
Разработка правил и стандартов для интервенции с целью пресечения стала настоятельной необходимостью, потому что цель войны с террором заключается не в захвате территории, не в насильственном навязывании идеологии, не в подавлении религии . Ее цель - защита гражданского населения. Потенциальная угроза мирным жителям, которую создают вооруженные группировки и государства, стремящиеся к массовому убийству людей, вызывает острую потребность в мерах пресечения, к которым относится создание систем ПРО на театрах военных действий, укрепление союзов, мощные и активно действующие международные правовые институты, развитие сил сдерживания и региональная денуклеаризация. Именно такая угроза связывает воедино интервенцию на гуманитарной основе, интервенцию по предотвращению разработки ядерного оружия и интервенцию с целью преследования террористов.
Филип Боббит - автор книги `Terror and Consent: The Wars for the Twenty-first Century` (`Террор и согласие. Войны двадцать первого века`).