Северный Кавказ переживает сильнейший социальный сдвиг. Две войны и многолетнее господство сепаратистов в Чечне, распространение радикального исламизма разрушают старые социальные структуры.
Президент аналитического центра "СК-стратегия" Абдулла Истамулов - очевидец дудаевского переворота, обеих чеченских войн и наступившего за ними сомнительного мира. Все это время он работал и работает в Чечне в самых разнообразных качествах: руководил молодежной общественной организацией , исполнял обязанности вице-премьера по социальным вопросам в правительстве Масхадова (до прихода к власти ваххабитов), был помощником председателя парламента Чечни Духвахи Абдурахманова, возглавляет самую влиятельную исследовательскую организацию на Северном Кавказе .
Для многих Истамулов был и остается белой вороной. И для сепаратистов, которым он неоднократно говорил, что хочет жить не в Ичкерии, а в Чечне. И для части чиновников из окружения президента республики Рамзана Кадырова, которым кажется, что он недостаточно восторженно отзывается о том, что происходит в Чечне ныне. И для некоторых российских и западных правозащитников, у которых вызывает раздражение его установка на компромисс и лояльность. Однако его взгляд - взгляд вовлеченногонаблюдателя - на происходящее в Чечне и на Северном Кавказе от этого становится только ценнее.
- Ваххабиты, они же радикальные исламисты, они же салафиты, - что это за явление?
- В восемнадцатом веке на Аравийском полуострове жил богослов Мухаммед ибн Абд-аль-Ваххаб, он начал проповедовать так называемый чистый ислам, призывая буквально вернуться к правилам, которые существовали во времена Пророка (мир ему и благословение), жить так, как жили тогда. Отсюда появился ваххабизм.
- Но Мухаммед ибн Абд-аль-Ваххаб призывал также к просвещению, внимательному изучению Корана, создавал медресе...
- Да, но в основе была именно та идея, о которой я сказал, и просвещение было инструментом для ее распространения. И эта идея оказалась привлекательной для многих, особенно для молодых людей, которые мало что знают в религии . Для них чистота, непорочность, соблюдение основ ислама - в первую очередь. Молодости свойственны максимализм, радикализм, молодость бывает протестной. Но ведь нельзя вернуться назад, в первые десятилетия после хиджры. В исламе есть фарз - обязательное для мусульманина и есть суннет - дополнительное и желательное. В традиционном исламе, который мы исповедуем, сильно развиты стороны, относящиеся к суннет. А ваххабиты требуют остановиться только на обязательном. И ничего кроме. Ваххабиты настаивают, чтобы правила, которые сложились в первые десятилетия хиджры и в том виде, как они тогда сложились, применялись сейчас. Не читать газет, не смотреть телевизор - все это харам, грех и так далее. Аллах един, Мухаммед - пророк его, и все. Никаких устазов, никаких обычаев. Спорить с ними бесполезно. Они цитируют Коран, а там это есть. Но Коран - это стратегия.
- А они сводят его к тактике?
- Да. В Коране не объясняется каждая мелочь. Дается общее направление - как ты должен жить. А традиция и обычаи добавляли еще тактику, методы.
- Кто такие устазы?
- Когда была опасность, что верующие отойдут от ислама, появлялись люди, которые страдали за веру, стали примером веры и учили вере. Один человек, с которым был близок мой дед и я сам, двенадцать лет просидел в яме, он ел одну кукурузную муку и все время молился. Таких людей называют устазами. Они были гонимыми, ихсажали в тюрьмы, убивали. Но, как ни странно, именно они создали принципы, как относиться к власти: если власть не запрещает тебе твою веру, не запрещает молитву - эта власть тебя устраивает. И именно они убрали из наших традиций все, что противоречило исламу. У нас есть вирды - группы последователей того или иного устаза. Хотя различия между вирдами очень невелики.
- А что такое зикр? В российской прессе множество рассуждений по этому поводу...
- Это когда мюриды, ученики и последователи устаза, собираются, обычно по какому-то поводу или к какой-то дате, и вместе хвалят Господа, благодарят своего устаза. Это общая молитва, которая предполагает единение мюридов. Я так это понимаю.
- Есть ли в зикре агрессивный подтекст? Когда в Чечне пришел к власти Джохар Дудаев, российские телеканалы часто показывали кадры исполнения зикра на площадях Грозного.
- Агрессивного подтекста нет, зикр выражает единение, мир. Агрессия противоречит зикру и вере вообще. Это не как у индейцев, которые выходят на тропу войны, это не танец. Зикр был преподнесен как какой-то воинственный обряд, и этому дали повод люди, которые тогда по площадям с костылями бегали, - вот они были агрессивны, но к зикру это отношения не имеет.
- В самом традиционном исламе все ли гладко? Подчас беседы с верующими на Северном Кавказе дают повод думать, что и без всякого ваххабизма есть конфликт отцов и детей , молодых богословов, прекрасно знающих арабский язык и Коран, и стариков, у которых знаний меньше.
- Такая проблема есть. Умным можно быть не по годам, но мудрость дают только годы. Молодые люди научились читать Коран, но понимают они его настолько, насколько позволяет их возраст. В советское время, когда нынешние старики были молодыми, изучение ислама было запрещено, все они были самоучками, разумеется, они проигрывают и в знаниях, и в умении их подать.
- Если в дискуссии радикальных исламистов не победить, как можно им противодействовать?
- Ваххабиты создают свою сеть, и ей нужно противопоставить другие сети. Во-первых, родственные. Радикальные исламисты на Кавказе стремились разрушить клановую систему, ослабить родственные связи . Когда сильны родственные связи, силен и традиционный ислам, и радикалам трудно привлекать сторонников. Во-вторых, нужны сильные общественные организации - они могут выступить противовесом ваххабитам. В-третьих, нужно, чтобы государство поддерживало традиционный ислам. Три эти силы должны действовать вместе. В последние годы, кстати, во многих республиках так и происходит.
- Несколько лет назад пришлось столкнуться с любопытным наблюдением одного из российских исследователей. В свое время имам Шамиль, который тридцать лет вел войну с Российской империей в Дагестане и Чечне, призывал отказаться от обычного права во имя шариата, проклинал традиционных лидеров, которые, по его мнению, были коррумпированы, порочны и изменили вере. Это очень напоминает риторику современных радикалов. Но в отличие от них Шамиль был последователем одного из суфийских братств, которые сейчас вписались в клановую структуру обществ Северного Кавказа и противостоят ваххабитам от имени традиционного ислама. История повторяется, только теперь на месте Шамиля оказались радикальные исламисты?
- Возможно, обе ситуации в чем-то похожи. Но я не вижу здесь какой-то тенденции или закономерности. Просто есть люди, которые чувствуют себя ущемленными в традиционной социальной структуре и пытаются ее взорвать. И есть заинтересованность в таких людях извне. Думаю, очень многие ваххабиты были бы разочарованы, если бы поняли, что за их движением стоят материальные или политические интересы игроков в других государствах.
Многие народы на Северном Кавказе последние сто пятьдесят лет жили одновременно в трех правовых системах. Это законы Российской империи, СССР и России, обычное право и шариат. Когда начинаются разговоры "нам нужно только обычное право" или "нам нужен только шариат" либо когда чиновники пытаются все под себя подмять, это ведет к противостоянию.
- Делать ставку на клановую систему в противостоянии с радикальными исламистами- не опасно ли это? Ведь эта система, как и неизбежно связанные с ней коррупция и ужасающее качество государственного управления, - одна из главных проблем Северного Кавказа .
- Опасно. Но, во-первых, я говорю лишь об инструменте противодействия радикалам, о том потенциале противодействия, который есть в обществе. Во-вторых, клан, или род, на Северном Кавказе совсем не тот, что был раньше. До Дудаева никто не мог обидеть чеченца, каким бы он ни был слабым и забитым, - клан стоял за него. Вместе с Ичкерией, Дудаевым и Лабазановым (Руслан Лабазанов - криминальный авторитет и начальник охраны Джохара Дудаева. - "Эксперт") пришли банды, члены которых были из разных кланов. Банда стала сильнее, чем род. Наказать ее было невозможно. Что же касается коррупции, то прогресс сыграл злую шутку с народами Северного Кавказа , и материальный интерес теперь ставится выше, чем принадлежность к тому или иному клану. Чиновники строят свои связи больше на материальных интересах и договоренностях и меньше - на родстве.